Segeda Gallery

Грузинский акцент Сегеда
Сакартвело - это Кавказ

"Пиросмани - величайшая фигура в живописи"
"Сегеда - Точка, поставленная на холсте, уже многое"

Сердце Сегеды находится в Грузии. Он живёт Грузией, он дышит Грузией. Почему велик Сегеда? Дело в том, что то, что он художник, живописец - это выпавший на его долю путь выражения и отображения.
Сегеда - без недостатков. Почему? Абсолютно целостный. Прекрасный пример - тяжелейшая жизнь и всё же - личность без трещины - целостность.
Он велик своей неповторимой самобытностью.
Вспомним начальные этапы живописи, а затем какие-то определённые этапы. На наших глазах  появляются Ладо Гудиашвили, Давид Какабадзе, Элене Ахвледиани, Шалва Кикодзе. Вспоминаем стиль Н. Пиросмани, стилизацию его пейзажей, его портретов, его живописи.
Он рисует подобным образом потому, что он рисует с акцентом, с акцентом на грузинский пейзаж, на грузинский мир. Он не оставляет его в покое. С настоящим талантом происходит то, что он естественно отходит от традиционной школы и традиционных мифов или чего-то подобного, обрывает цепи и лишь после этого обретает истинное лицо. Для него цепь, которая соединяет его с прошлым, с Грузией остаётся навеки. Он живёт в Кутаиси, он творит на Цхал-Цитела и чувствует связь времени, времён которые никогда не повторяются.
Для него - это испытательное поприще, муки, испытываемые для выражения скрытого "Я". Но как только оно открывается - он рождается. Однако ему не хватает свободы, его сковывает множество устаревших условностей, мешающих признать его без всяких "скидок".
Его называют "маэстро Сегеда", но никто не знает почему.
"Без определённого плана работать трудно, но из всего можно сделать вещь. В Тбилиси поездку перенесу".
Лишённому таланта не поможет и школа, а свободой он воспользуется только для выражения своей беспорядочной, хаотичной псевдосвободы. Но истинный, большой талант сам по себе подразумевает волю, вкус, точную направленность и целеустремлённость. Это делается не по предварительно принятому решению, а в естественной , органической последовательности.
Сегеда сам устанавливает для себя строгие законы, которые в определённой степени являются выражением вечного порядка, вечной свободы закономерности. Его цель - материальное воплощение вечного, переливание жизненной энергии, возвышенной духовности из произведения к людям.
Как истинный грузин, чувствуя вкус творческого материала, заставив говорить его на современном языке, он не лишает его духовности. Для некоторых абстракция - разрыв цепей, необходимая ступень для познания вкуса свободы. Приближение к абстракции, беспредметности вовсе не является показателем вершины или степени освобождения и, вообще, признаком беспредельности.
"Трудился на речке. Сделал ala prima пейзаж в романтическом стиле... Еду в Тбилиси... Со мной Джейран. Ночь не спал. С утра начали работать в Нарикала. Встретился с Гена Чирадзе, Айвенго Челидзе. Ходил к Храму Метихи и по Старому Тбилиси. Ел хинкали с Венго. Был с Джейраном в Сиони и Анчисхати. Ночью бродил по фуникулёру. Джейран показал грузинские чеканки (V-VII вв.)".
Как истинный талант-гений, он крайне одушевлён, внутренне является носителем свободы, творит самобытной свободой таланта. В нём - отказ от предметности дан как сам по себе пройденный этап.
Он не приемлет ни европейский путь объёмно-пространственного подражания, ни только восточно-декоративный путь "развёртывания". Удивительная целостность восприятия, первичные, сущностные образы предметов, увиденных где-то в основном мире, отражаются у него как кодирование, как подтверждение. Он представляется как определённый водораздел, как начало и подведение итогов.
"Наслаждение от Зрелища, а не мучение должно быть Основной Задачей Художественного Произведения. Все работы грузинских художников XIV века (портретная живопись) исполнены в классическом стиле".
Когда речь идёт о чём-то истинном, то невольно подразумеваются и новизна, и неповторимость. Истинная неповторимость с необходимостью подразумевает и продвижение вперёд с учётом природы материала. Это само по себе верно: однако Сегеда сообщает языку живописи удивительную духовно-философскую глубину - не тематически, не религиозно-философскими идеями или поисками. Сами недра материала Сегеды являются носителями этой духовной энергии. Той глубины, которой не может не быть также в истинно великих произведениях других искусств, например в прозе И. Чавчавадзе, А. Церетели, в поэзии Важа Пшавела, Нико Бараташвили, Галактиона Тибидзе.
В современной постсоветской живописи тоже есть свой Пиросмани - Сегеда. Выдержанное, достойно углублённое в себя совершенство обоих обладает потенцией распространения взрывчатости на большое пространство, прокладывания дорог, выдвижения новых проблем не поверхностным формальным кривлянием, а отмеченностью вечной возвышенности, нужностью, которые редки, но характерны для истинного искусства, необходимого для человеческого существования как воздух.
Сегеда - истинный. То, что он живописец - это не только профессия. Так же, как для великого Леонардо, для любой гениальной, цельной личности - творца. Хотя только на этом пути, именно живописью воздействует он на нас.
"12. Можно из любого предмета создать произведение искусства.
15. Можно писать одну и ту же вещь всю жизнь.
16. Выйти из себя и посмотреть, что же ты сделал и оценить, не боясь признать себя никем... совершенство - убежище неудовлетворённых".
Назначение истинного произведения искусства - напомнить человеку о единственном, о вкусе этого единственного, помочь ему на пути стремления к заложенному в его сущности желанию постижения единственного. Оно для его души - путеводитель к этому единственному без рационального осмысления, расчёта. Благодаря знанию, приобретённому извне, он старается сделать свои произведения значительными в этом аспекте, показать себя творцом, направленным на трансцендентное, абсолют, изначальное.
Сегеда старается что-то показать, помочь познать, научить нас или непосредственным рассуждением-темой, или представлением в определённой форме, в определённом стиле, или пренебрежением внешнего вида, земных предметов - абстрактной живописи. Если что-то трансцендентно невыразимо, оно должно быть выражено абстрактно. Всякая абстрактная форма рождённая человеком, непреложно является всё же порождением человеческого бытия, человеческой действительности.
Для него, как для истинного творца, земное проявление жизни, существование и образцы предметов, не препятствие, а наоборот, повод для большой любви, нежности. Это игра - игра Сегеды, со своими правилами и кодами. Человеческая любовь и понимание окружающего, детское удивление и восторг, которые вызваны человеческим бытием и предметами.
Предметы и предметные связи, которых он преображает произведение, выражают нечто непреложно существенное, сущностное, глубинную душу, которая своим истоком имеет врождённую память. Сегеда заставляет нас отгадывать первообразы земных вещей, запечатлённые в нашей душе до рождения, дремлющие в ней.
Художники-творцы, живописцы-мистики, которые обладают достаточно животворной памятью и глубинной энергией для её земного выражения, доставляют нам счастье понимания и узнавания.
Он действительно пишет-рисует цветом, мазком, штрихом, пользуется всеми средствами, которыми обладает - краски, холст, масло - которые находятся в его руках. Они дают возможность действовать, творить, делать, выражать что-то по человечески, по земному - материально. Однако вскоре наступает момент, когда он недоволен, технически всё исполняет привычно, владеет способностью легкой передачи предметов и форм, но результат ему не нравится. Возможно технически всё у Сегеды безупречно, но по сравнению с теми ощущениями, которые движут им, результат ему кажется столь беспомощным, что в который раз иссякает терпение, теперь уж окончательно, и уже не жалея  уничтожает предметы, дома, деревья.
Хотя, может быть, с точки зрения какого-то ценителя картина вызывает одобрение - исполненная, завершённая форма, мысль, выраженная в ней для него ясна, изображённые предметы по его мнению совершенны и картина понятна по узко-техническим меркам, с которыми он подходит к живописи и совершенству. Его очаровывает предметность, принятые человеком коды, образы, внешний вид предметов.
В момент уничтожения и отрицания вещей Сегеда не стремится к их полному исчезновению. Он на миг забывает принятое заранее решение о беспредметности изображения, однако всё что находится на холсте для него уже так беспомощно по сравнению с его видением предметов и их взаимосвязей, с тем, как ему представляется их движение в человеческом окружении и их живописно-материальные связи. Тогда наступает момент, когда с чувством отвращения к сделанному Сегеда не старается улучшать своё произведение.
Позабыв о существовании собственной профессии, он уничтожает её и следует этому желанию, тому первому толчку, из-за которого начиналась изначально эта картина. Сегеда не ограничивает себя законами и догмами, хотя результаты технических разработок находятся в нём. Маэстро Сегеда свободен и не боится каких-то общепринятых взглядов, вообще не думает о них. Начинается истинный разрыв цепей, в этот последний момент злости он ощущает как исторгает из рук готовые формы, бросая и разливая их по холсту.
Его выбор, духовное и рассудочное стремление утверждается памятью о рассеянных в разных местах опытах, вкусах, очарованиях и вместе с требующим выражения, находящиеся в нём, не дают ему покоя. Живописные, поэтические и иные творимые им произведения создаются в основном при внезапном вдохновении, слепом следовании в сторону опьянения. Выдержавшие испытание временем произведения, успокаивающие органичностью своеобразной игры материала, возникают после множественного прохождения ступеней рождения и смертей.
Свободность, впечатление лёгкости их создания, внезапности - результат многих мучений и трудов. Произведения В. Сегеды вызывают в других возбуждение, профессиональную зависть. Их привлекает и соблазняет очарование столь лёгкой и упрощённой игры материалом. Как легко соблазниться, например, абстрактными произведениями Нико Пиросмани, Эленэ Ахвледиани, Пабло Пикассо.
Без собственных и личных, тернистых блужданий свобода и игра практически невозможна. Всякое истинное произведение каждый раз подтверждает одну закономерность - для того, чтобы что-то уничтожить, нужно объять всё. Вкус такого уничтожения насыщает тебя и ты чувствуешь не пустоту, а сладость полноты и неуловимости.
Многим живописцам, увлекаемым не талантом, а собственной суетной гениальностью, кажется, что он сделает быстрые мазки и получит то, к чему стремился. Однако,  это следование за настроением, без внутреннего, строгого судьи, заканчивается крахом и, соответственно, созданием незначительного произведения-шедевра.

Леван Саакадзе
(Родился в 1966 году, в Грузии, в Тбилиси.
Учёный-международник. Работает в Киеве, в Институте мировой экономики и международных отношений Национальной Академии наук Украины.
Кандидат экономических наук.
Владеет украинским, русским, английским, турецким, испанским языками)